Медкомиссия

Меня иногда спрашивают страшно ли летать. Отвечаю за всех пилотов нет, не страшно. Ни когда, даже в самых критических полётных ситуациях, пилоты не подвержены страху. Он глубоко в подсознании и только когда пилот выводит самолёт из этой ситуации, приходит понятие того, что могло бы произойти, но и это ещё не страх. Сели, зарулили на стоянку, выключили двигатели и, вот теперь, осознание из какого переплёта выкрутились появляется вместе со страхом. Но это уже в прошлом. Нет, летать не страшно, если любишь небо, свою работу, дорожишь ею, не страшно. Ты пилот и твоё призвание – летать.
Перед каждым рейсом мы проходим предстартовый медосмотр. Пульс, давление, покажите язык. Фельдшерица сморит в глаза пристально, насквозь. Вот он – страх. Эта пигалица вправе отстранить тебя от полёта, если заметит что – то не так. Спорить нельзя. Пошлёт на углублённый медосмотр и прощай полёты. Стресс. И каждый квартал стресс – медкомиссия. Каждый год углублённая медкомиссия. Только бы ничего не нашли, не списали. Не отстранили от полётов. Ты пилот. Летать – единственное, что ты можешь, любишь, что составляет твою суть. Вот он страх. Утробный страх перед врачом. Он твой судья, твой палач, твой ангел хранитель. Один росчерк пера – годен, и ты счастлив ещё на год. Страх живёт в твоей медкнижке, когда она в руках врача. За всю свою лётную карьеру не знал я другого страха кроме этого. Летать не страшно. Страшно смотреть в глаза врачам. В сорок лет стационар в Бакинском военном госпитале. Двенадцать дней страха. И снова полёты. В сорок пять стационар в Окружном военном госпитале в Харькове. Ещё две недели мороки. К этому невозможно привыкнуть. Надо принимать как должное и терпеть, надеясь на доброе – годен.
В палате бакинцев восемь человек. Всем по сорок пять. Взрослые дяди коротаем вечера за анекдотами, стараемся хоть так развеять тревожные мысли, а вдруг…
— Они, что, сбесились? Я уже пять раз сдавал мочу на анализ и опять сдавать?
— Раз надо, значит надо. Может они сомневаются в чём – то. Сдавай, успокаивают Порошенко.
Кто подкладывал ему баночки на прикроватную тумбочку, я не знаю. И он сдаёт. Сработал рефлекс перед врачом. Остальные семь улыбаются, но молчат. В пятницу подходит к концу комиссия. В понедельник остаётся пройти уролога, за тем заключение и во вторник домой. Дело было в январе. Харьков грипповал и в городе, естественно, приняли на душу по чуть – чуть. Тем более что комиссия считай в кармане. Только Порошенко перестарался не в меру. И теперь маялся с похмелья. Что делать?
— Ты вот, что зажуй луком или чесноком, забей запах, может пронесёт, советуют ему.
В палату входит медсестра с папками документов и зачитывает:
— Порошенко, Саркисов, Овсянников, Дмитриев в трусах в седьмой кабинет на осмотр.
Это она поторопилась. Многостаночный способ с бакинцами не проходит. Другой народ. Идём, садимся, ждём. Входит старушка – Божий одуванчик. Выглядит так будто она ещё при гетмане Пилсудском практиковала. Держится прямо, строгие очки, командный голос.
— Ну, надышали, бакинцы. Не рано ли празднуете?
— Исключительно в целях профилактики, — доктор. Грипп свирепствует.
— Знаю я вашу профилактику, начнём. Порошенко.
Встаёт, подходит, дышит в сторону.
— У вас шесть анализов мочи. Вы решили, что одного маловато?
Краска заливает лицо Порошенко, он сопит и зло смотрит в нашу сторону. Божий одуванчик надевает на левую руку медицинскую перчатку.
— Опустите трусы. Ниже, ниже. Так, довольно.
— Повернитесь!
— Нагнитесь!
— Раздвиньте ягодицы!
— Скажите: А!
— ААА мычит Порошенко, на мгновение замирает, резко выпрямляется и с такой злобой смотрит в нашу сторону, что вот сейчас бросится в драку. Но с кем? Кто подвёл? Кого бить?

— Вон!! Все вон!! Это уже не Божий одуванчик, а Медуза Горгона.
В палате падаем в койки, забиваемся в подушки, только бы не сорваться на хохот. Болит живот. Колики. Рядом справа стонет Димка. Слева Юра мучительно сдерживает смех.
— Падлы, вы что, дятлы, не понимаете? Ведь спишут всех – Рычит Порошенко в бешенстве.
Ординаторская напротив нашей палаты. Слышно как хлопает дверью Горгона. Замерли. Что будет? Минут пять зловещая тишина и, вдруг, ординаторская взрывается хохотом. Теперь можно и нам. Вся палата, семь человек смеются в голос и сам, виновник, растерянно улыбается, вроде пронесло. Наше счастье, что чувство юмора у врачей, не смотря на январские морозы, не заледенело.
На осмотр к урологу теперь приглашали по одному. Так спокойнее. Комиссию прошли все.
Долго ещё, при виде Порошенко, кто – либо из пилотов просил, — Скажите А.
Нет летать не страшно. Страшно завалить медкомиссию. Страшно потерять путёвку в небо.

Б/инж Овсянников